Спорт и допинг - тема неохватная и неисчерпаемая. Борьба с допингом не прекращается ни на минуту. Не прекращается и применение допинга. Сейчас подводятся спортивные итоги прошедшего столетия, выбирают лучших спортсменов и тренеров. То же самое можно сделать и в антидопинговом контроле. Самая великая жертва допинг-контроля минувшего столетия - это, конечно, канадский спринтер Бен Джонсон, у которого был обнаружен анаболический стероид станозолол. Несомненно, что станозолол - один из наиболее интересных и эффективных анаболических стероидов, - вместе с тестостероном, метандростенолоном и нандролоном сыграл важнейшую роль в развитии мирового спорта в двадцатом веке. Станозолол (он же стромба или винстрол) - один из самых употребляемых и эффективных анаболических стероидов. Примечательно, что он изначально был представлен в двух формах: инъекционной и таблетированной. Если бы не последние проблемы с нандролоном и его количественным определением, вот уже второй год держащие в напряжении Международную федерацию легкой атлетики (ИААФ), то можно без тени сомнения назвать станозолол анаболическим стероидом XX века. В восьмидесятые годы станозолол стал наиболее популярным препаратом у спортсменов высокого класса, и прогресс во многих видах спорта напрямую связан с его систематическим употреблением. Этот допинговый препарат имеет, пожалуй, наиболее интересную историю. Первая часть 'была совершенно невидимая, теневая, а начало второй ознаменовалась самым известным случаем в истории борьбы с допингом, когда в 1988 году на Олимпийских играх в Сеуле через день после триумфа - блестящей победы в беге на 100 метров с мировым рекордом, 9,79!. - у Бена Джонсона отобрали золотую медаль. "Станозолол" - это слово тогда произнес на пресс-конференции Принц Александр де Мерод, руководивший Медицинской комиссией МОК и отвечавший за антидопинговый контроль. Это слово с тех пор запомнил весь мир. И мало кто знал, какой огромный прессинг принц де Мерод выдержал тогда со стороны спортивных функционеров и околоспортивных магнатов, не хотевших "мутить воду и омрачать праздник"...

Станозолол синтезирован в середине пятидесятых годов и выпускался, к примеру, в Австралии и использовался в ветеринарной практике в виде инъекций. В 70-е годы немецкая фирма "Винтроп" стала выпускать таблетки по 5 мг под названием Стромба и эмульсионные инъекции ("молочко") по 50 мг под названием Винстрол, быстро ставшие известными во всем мире. В СССР на рубеже 80-х годов Стромба продавалась по специальному разрешению в аптеках 4-го Управления Минздрава, обслуживавших партийно-правительственную номенклатуру. Инъекции Винстрола привозили из-за границы - Испании и Италии - просто сумками. Считалось, что это разные препараты. Я хорошо помню, когда работал в составе советской делегации на Олимпиаде в Сеуле, как все ахали и спрашивали, что это там корейцы нашли у Джонсона, сложное такое название. И удивлялись, узнав, что "наши" винстрол и стромба и есть тот самый станозолол. Так что во избежание путаницы будем использовать название самого анаболика - станозолол. Структура станозолола существенно отличается от структуры других известных анаболических стероидов, нандролона и тестостерона. Помимо дополнительной метильной группы, у станозолола есть еще одно кольцо с двумя атомами азота, что долгое время затрудняло обнаружение этого препарата. Все это способствовало ореолу легенд и слухов, окружавших препарат. Кое-что мне удалось прояснить, что-то так и остались загадкой...

В московском антидопинговом центре до осени 1985 года станозолол не определялся, пока не удалось воспроизвести очень чувствительную по тем временам методику, разработанную чешским профессором Бернджихом Хунделой, директором Пражской лаборатории, и представленную им на Московском антидопинговом симпозиуме летом 1985 года. Осенью проф. Хундела неожиданно умирает. Осенью того же года у нас в Москве был просто обвал положительных проб на станозозол! На него был специально настроен хромато-масс-спектрометр американской фирмы "Хьюлетт-Паккард", выделявшийся среди подобных приборов замечательной чувствительностью, "любивший стромбочку", как мы шутили. Потом уже, сравнив чувствительность нашей методики с данными ведущих западных и американских лабораторий, мы поняли, что в то время московская лаборатория значительно опережала и Кельнскую, и Монреальскую, выйдя на уровень одного нанограмма на миллилитр. Доказательством тому была положительная проба Бена Джонсона на станозолол в 1986 году во время первых Игр Доброй воли в Москве, за два года до Сеульской Олимпиады. Тогда он по не бегучей дорожке в Лужниках показал в беге на 100 м невероятные 9,95! На допинг-контроль Бен шел улыбаясь и приветствуя зрителей, будучи уверен, 'что ничего найти невозможно. Это было верно для всех допинг-лабораторий мира, кроме нашей. В тот день, когда Бен Джонсон бежал 9,95, я работал в лаборатории. Поздней ночью с легкой атлетики привезли пять закодированных, то есть без имен проб: две были помечены как женские, три - мужские. А врач, принимавший у спортсменов пробы, похвастался автографом Бена. Его пробу я вычислил, как только посмотрел на список препаратов, которые задекларировали мужчины. Две пробы были со стандартным набором фармакологии: эссенциале, карнитин, панангин, инозин, которым тогда пичкали сборную СССР, то есть, это были наши ребята. Тогда третья проба, без всяких пометок, должна принадлежать Бену Джонсону. И именно в этой пробе хорошо были видны оба пика метаболитов станозолола. На следующий день анализ повторили - классический станозолол! Но тогда мир этого так и не узнал. Помимо Бена Джонсона, на первых Играх Доброй воли в Москве было 14 (четырнадцать) положительных проб, в том числе у звезд легкой атлетики из ГДР. Однако наши спортивные, и партийные руководители не решились "омрачать праздник", всё-таки это была первая - с 1976 года! - встреча атлетов СССР и США после взаимных бойкотов Олимпийских игр в Москве и в Лос-Анжелесе. Так что Бен Джонсон еще два года удивлял мир своими результатами, без проблем пройдя девятнадцать допинг-тестов, пока, бедняга, не попался в Сеуле. Кстати, аккредитацию корейской лаборатории перед Сеульской Олимпиадой проводили по заданию Медицинской комиссии МОК специалисты Московского антидопингового центра, и Бен Джонсон стал нашим подарком корейским специалистам, прославившимся в 1988 году на весь мир.

Но это мы сильно забежали вперед. Вернемся назад, в тот роковой для советского спорта 1984 год, год бойкота Лос-Анжелесской олимпиады. Целое поколение спортсменов тогда просто сломали, не пустив на Олимпиаду. Потом это поколение сполна отплатило за это своей стране, создав организованные преступные группировки в первые годы перестройки. Казалось, при чем здесь станозолол? Но он тогда, в период теневой части своей истории, играл важную для всего мирового спорта роль. Станозолол не ловился, и его безнаказанно употребляла элита мирового спорта. Однако ситуация стала меняться в 1983 году, когда профессор Манфред Донике, директор кельнской лаборатории, создал новую методику для чувствительного обнаружения анаболиков и тестостерона, наводившую на всех ужас. Самый известный случай того года - это паническое бегство американских спортсменов из Каракаса, с Панамериканских игр, когда они узнали, что приезжает Донике со своими приборами проводить допинг-контроль. Методика работала просто убийственно: после проведения первого Чемпионата мира по легкой атлетике деятели ИААФ не решились объявить о большом количестве положительных проб. С учетом бойкота Московской Олимпиады обстановка стала непредсказуемой. Противостояние американских и советских спортсменов должно было разрешиться в Лос-Анжелесе, да еще спортсмены ГДР на своем оралтуринаболе, фирменном анаболике, вообще могли оставить позади и тех и других.

Среди этой паники самым интересным был тот факт, что станозолол эта методика не определяла! И знали об этом очень немногие, этот факт скрывался. Было объявлено, что Олимпийская лаборатория Лос-Анжелеса, возглавляемая Доном Кетлином оснащена по самому последнему слову техники и надежно определяет все запрещенные препараты, так что борьба будет честной. Напуганные предыдущими событиями, тренеры и врачи сборных команд, знавшие спорт изнутри, решили, что это прозрачный намек на то, что проблема определения станозолола наконец решена. Учитывая, что в то время в Москве станозолол продавался, употреблялся, но в московской лаборатории ВНИИФКа не определялся, можно было понять озабоченность наших деятелей, обязанных высоко нести знамя советского спорта. Одна положительная проба на Олимпиаде в Лос-Анжелесе - и всем потом будет очень и очень плохо. Хотя, по моим данным, в то время существовала не очень чувствительная методика определения станозолола в секретной лаборатории ГДР в г.Крайша -и больше, наверное, нигде, но немцы на контакт не шли. А профессору Хунделе из Праги еще оставался год на создание своей действительно уникальной методики.

Что-то надо было делать. Советские руководители многократно посещали олимпийские объекты Лос-Анжелеса. Особенно их заинтересовал порт, где можно было бы пристроить корабль, такую плавучую базу с лабораторией на борту. Планировалось, что к началу Игр наша лаборатория сможет определять станозолол. Но проблема состояла не только в одном станозололе: в связи с 11-часовой разницей во времени спортсмены для адаптации должны были приехать минимум за неделю до открытия Олимпиады, так что, пройдя обязательное тестирование в Москве перед выездом, они снова начнут употреблять таблетки стромбы и метандростенолона, а также оралтуринабола. То есть в Лос-Анжелесе их надо опять проверить на корабельной лаборатории. Так вот, когда американские власти не дали "добро" на месячную стоянку нашего корабля - то советское руководство на следующий же день объявило о "неучастии" наших спортсменов. Вообще я расспрашивал про станозолол и Дона Кетлина в Лос-Анжелесе, и Манфреда Донике в Кельне. Кетлин мне рассказал и про корабль, и про то, что станозолол в Лос-Анжелесе во время Олимпиады не определялся. А Донике, сильно удивил меня, сказав, что до 1983 года он вообще не рассматривал станозолол как анаболик, используемый в спорте, и в свою методику этот препарат не включил. У меня такое чувство, что станозолол на Западе и в США рассматривался как противовес оралтуринаболу, мягкому, но очень эффективному ГДР-овскому анаболику, лежавшему в основе допинговых программ немецких спортсменов. Оралтуринабол тек полноводной рекой в СССР и другие соцстраны, и тоже определялся крайне поверхностно. В то время не были известны долгоживушие метаболиты оралтуринабола, так что через несколько дней от таблеток не оставалось и следов. А вот остальные популярные анаболики - за исключением станозолола определялись методикой Донике весьма чувствительно, поэтому можно было представить, в каком положении оказались бы западные и американские спортсмены в Лос-Анжелесе, если бы их станозолол ловился!

То, что параллельно оралтуринабольной программе подготовки спортсменов в ГДР существовала аналогичная станозолольная программа в Америке, можно узнать из отчета правительственной комиссии Канады, которая расследовала дело Бена Джонсона. Если система подготовки высококлассных атлетов ГДР постоянно поминают как ужасную и бесчеловечную, то канадский отчет, страниц 400 текста, почему-то никто не вспоминает. А там столько интересного, хоть на русский язык переводи. Ключевая фигура, доктор Джеймс Астафан, кормивший станозололом Джонсона, Анжелу Йсаенко и многих других, прямо говорит, что он предлагал спортсменам оптимальным образом планировать употребление анаболиков таким образом, чтобы дозы были минимальные, а эффект достигался максимальный. И подчеркивает, что многие бегуны, приходившие к нему за консультацией, до этого ели анаболики горстями, а быстро не бежали. Только он вместе с тренером Чарльзом Френсисом делал их великими. Это была его работа, он получал деньги за свои знания и опыт - и больше ничего. А в употребление анаболиков его клиентов втянул сам спорт с его большими деньгами, приоритетами и системой ценностей. Тем не менее поминают одного Астафана, его имя сделали чуть ли не нарицательным.

Так что и с той, и с другой стороны океана во время подготовки к Олимпийским играм и отборочным соревнованиям попавшиеся на допинге спортсмены не дисквалифицировались, а просто предупреждались и прощались. Например, в 1988 году на предолимпийском отборе в Индианаполисе, где ныне покойная Флоренс Гриффит-Джоймер показала фантастические 10,49 в беге на 100 м (Френсис заметил, что она обогнала свое время на 49 лет), а полуфиналы в беге на 400 м у мужчин закрывали с результатом из 45 секунд, было 17 или 18 положительных проб, однако имена атлетов так и не были обнародованы. И тут и там копился опыт по выведению препаратов, вырабатывалось умение чередовать их приём и, наконец, выходить на пик формы к главному старту сезона - словом, постепенно складывалась система подготовки атлетов мирового класса. И надо отметить, что система ГДР была и более мягкой, и более человечной - достаточно вспомнить, как замечательно выглядели немки, спринтеры и прыгуньи, например, по сравнению с американскими коллегами с их просто невероятной мускулатурой.

В середине девяностых годов отмечался всплеск положительных проб на станозолол в результате применения так называемой масс-спектрометрии высокого разрешения, разработанной в той же кельнской лаборатории профессора Донике, Первой жертвой этой методики стали австралийские велосипедисты-трековики, участники чемпионата мира в Германии в 1993 г. Как и Бен Джонсон в Москве, они были уверены, что все давно у них вышло. Ан нет, попались и сам чемпион, и призер. В этом была некая справедливость, ведь Австралия по сей день является одним из мировых лидеров по подпольному производству стероидов, в том числе и станозолола. Правда, по правилам профессиональной федерации велоспорта трековикам за это полагалось лишь три месяца дисквалификации - против четырех лет по правилам любительской Федерации легкой атлетики (ИААФ).

На станозололе попадались многие наши атлеты, причём выдающиеся. Стоит только назвать имена бегуний на средние дистанции: олимпийская чемпионка в беге на 3000 м Татьяна Самоленко, чемпионка мира в беге на 800 м Лилия Нурутдинова, выдающиеся бегуньи на 1500 м и милю Наталья Артемова и Любовь Кремлева. Следует отметить, что в Сиднее в беге на 100 м с барьерами победила Ольга Шишигина (Казахстан), вернувшаяся после дисквалификации за употребление станозолола. Среди зарубежных станозололыциков вспоминается австралийский спринтер Дан Капобьяно. Уж его Федерация легкой атлетики Австралии оправдывала и отмазывала, как могла - но справедливость восторжествовала, он получил свои четыре года дисквалификации.

На самом деле в Кельне при определении станозолола применяли не только масс-спектрометрию высокого разрешения, но и специальную смолу, селективно собиравшую метаболиты станозолола. Это позволяло не только концентрировать сами метаболиты, но и избавляться от фоновых компонентов, мешавших чувствительному обнаружению станозолола. В целом методика требовала колоссальных усилий и тщательности, и ни одна лаборатория так и не смогла воспроизвести ее в полном объеме. Тем не менее, нынешний прогресс в определении станозолола связан с детектированием долгоживущих метаболитов, не известных в 80-е годы.

Сегодня станозолол употребляется менее интенсивно. Тому есть ряд причин. Во-первых, он вместе с нандролоном, кленбутеролом, метандростенолоном и метилтестостероном входит в "большую пятерку" анаболиков, которые лаборатории обязаны определять с максимальней "чувствительностью", на уровне ниже одного нанограмма в миллилитре. Так что элита мирового спорта предпочитает синтетический гормон роста, который пока не определяется. Во-вторых, на черном рынке появилось очень много подделок, и под видом станозолола продают самые невероятные сочетания анаболиков. Многие из подделок содержат метилтестостерон, и есть большая опасность попасться на его долгоживущих метаболитах. И, наконец, появление в последние годы большого количества "прогормонов" и "суппементов" типа андростендиолов или -дионов, а также их норандростановых аналогов значительно потеснило "старые" анаболики, в том числе и станозолол, на мировом рынке стероидных гормонов.